Desu-Desu!

да забирай!!! *бросила редакторскую правку и ушла восвояси* но если не понравится - сама виновата ><

Я уже давно закончил школу. Но эту историю продолжаю вспоминать.
Хокано. Это имя я запомню на всю жизнь. Тогда я ещё даже не закончил старшие классы… Тогда… Тогда я впервые встретил Хокано.

...

Мы с друзьями играли в баскетбол на крыше, когда внезапно скрипнула дверь. Один из моих приятелей, Шикаши, недовольно обернулся и спросил:
— Ну, кого тут ещё принесло?
Возле двери стояла девочка. Похоже, что она была намного младше меня. Если я уже заканчивал школу, то она была классе в восьмом, может, в девятом. На мгновение мне показалось, что она выглядит испуганной и забитой, но потом я сообразил, что она просто присматривала себе место поудобнее. К груди она прижимала большой чёрный альбом для набросков, а пальцы держали карандаш. Шикаши нетерпеливо бросил:
— А ты ещё кто такая?
Девочка, не поднимая взгляда, произнесла тихим голосом:
— Я хочу порисовать здесь.
На это Шикаши только расхохотался. Сейчас только я заметил, что у девочки чёрные глаза. Не тёмно-тёмно-карие, как это обычно бывает у людей, а именно чёрные. Они казались просто ужасно глубокими и никак не вязались с озорным хвостиком на боку. Тем временем мой приятель продолжил:
— Нам тут на крыше и без тебя неплохо живётся!
— А твоего мнения я не спрашиваю, — холодно улыбнулась девочка и внезапно открыла свой альбом.
Я успел разглядеть, что там нарисована фигурка человечка. Без лица, это был пока что просто набросок. Шикаши и возмутиться толком не успел, когда девочка внезапно перечеркнула плечо на наброске.
Тогда я совсем не понял, что произошло, но Шикаши внезапно завопил от боли, а из его плеча хлынула кровь, порез точь-в-точь совпадал с тем, что был на эскизе.
— Ещё разок, — хмыкнула незнакомка, уже занося карандаш, когда внезапно с лестницы (а дверь была всё ещё открыта) донёсся чей-то вопль «СТОООООООЙ!!!», и сзади девочку сбил некий парень, вероятно, её знакомый.
Девчонка действительно не стала продолжать. Думается мне, не только из-за того, что её толкнули в спину. Я озадаченно наблюдал за происходящим, когда девочка спросила новоприбывшего:
— Такуро? Что ты здесь делаешь?!!
Я не замечал, что Шикаши уже окружён волнующимися друзьями, задающимися вопросом, что же произошло. А парень, которого девочка назвала Такуро, проигнорировав её вопрос, заговорил сам:
— Хокано, перестань! Ты обещала! Идём лучше в Сейджо Сэкай, его нужно дорисовать!
Я очень заинтересовался этими двоими, хоть и совершенно не понял, что это за «Сейджо Сэкай» такой. Не прошло и нескольких дней, как мне удалось выяснить, в каком они классе, какой клуб посещают (точнее, не посещают), что обычно делают на переменах, и вот уже во время обеденного перерыва я стоял на этаже девятиклассников и искал глазами Такуро.
Ах, вот же он, сидит на подоконнике и что-то рисует на каком-то маленьком листочке. Стоило только мне подойти, как он тут же спрятал рисунок от чужих глаз, оставив на виду только кисточку.
— Ты ведь Такуро? — не зная, как ещё начать разговор, спросил я.
— Да, — ответил он, отбрасывая за спину длинный (для мальчика) хвост. — Что-то случилось?
— Мне нужно поговорить с тобой о Хокано!
После этой моей фразы Такуро изменился в лице, видимо, не на шутку перепугался или просто забеспокоился и залепетал:
— Это за вчерашнее? Или она опять что-то натворила? Пожалуйста, прости её…
Всё понятно. И кстати, а что такого ужасного случилось вчера? В любом случае, дальше оправданий я не слушал, вздохнул и перебил его:
— Нет-нет, успокойся! Я просто хотел узнать о ней побольше! Идём, поговорим?
— А, извини, — выпрямился парень, — но я не могу сейчас отсюда уйти.
И кивнул куда-то за мою спину. Я обернулся и увидел Хокано.
— Ясно.
Девочка смотрела в окно. Даже не просто смотрела, а напряжённо сверлила его взглядом.
— Это из-за неё? — наконец спросил я, в течение почти минуты не заметив никаких изменений в поведении девятиклассницы.
— Ага, я за ней приглядываю. Честно говоря, я и сам не очень хорошо её знаю, всё, что мне известно, так это то, что у неё никого нет, кроме меня, пожалуй.
— А ты у неё как нянька, — усмехнулся я.
— Ага, прям в точку, — совершенно серьёзно ответил Такуро. — Многие боятся её взгляда и таланта, а на самом-то деле она просто очень одинока… Я расскажу тебе о ней, но после уроков, хорошо? И в другом месте, в Сейджо Сэкай.
Тут зазвенел звонок, притом как раз над нашими головами. Я недобро посмотрел на дребезжащее устройство.
— Как бы нам не разминуться!
Но Такуро уже и след простыл. Ни тебе «здрасте», ни тебе «до свидания». Пообщались, называется…
Хокано тоже уже испарилась, и я поспешил в класс.

На крыше было непривычно пусто. Настолько непривычно, что у меня по спине пробежали мурашки. Я стоял возле двери и осматривал окрестности школы, раз уж представилась такая возможность.
Такуро не было. С другой стороны, мы не назначили места встречи, только это таинственное «Сейджо Сэкай», которое чёрт те где располагается. Возможно, он сейчас вот точно так же стоит внизу, во дворе. Я закинул рюкзак на спину и поплёлся вниз. Когда я уже проходил по коридору, из-за спины меня внезапно окликнули:
— Мицуру, — кажется, это был голос Хокано.
От неожиданности я аж подпрыгнул. Терпеть не могу, когда ко мне подкрадываются со спины!
— Хокано! — автоматически выпалил я. — Не пугай меня так!
В этот момент я уже развернулся к девочке, внимательно изучающей меня своими жуткими глазами, как вдруг как будто из ниоткуда за моей спиной вынырнул Такуро, приветливо воскликнув:
— Всем привет!
У меня душа ушла в пятки, и я задрожал всем телом.
— Что это с ним? — озадачился Такуро, опуская руки с пакетами.
— Я здесь ни при чём, — пожала плечами Хокано. Ага! Как же! Да вы просто сговорились!

Мы шли по коридору в обратную сторону, к лестнице. Я раздражённо шагал в конце процессии, Хокано — впереди. Такуро уже в пятый раз обеспокоенно обернулся ко мне и спросил:
— Ты точно в поря…
— ДА!!! — взорвался я. — Это просто от неожиданности! Я не люблю, когда ко мне подкрадываются сзади!
— Мог бы быть и повежливее, — проворчал Такуро, раздражённо отводя взгляд.
— Скоро мы уже придём? — потерял терпение я. Мы и правда шли не меньше пяти минут в одном направлении.
— Уже пришли, вот! — указал на глухой тупик парень.
— Издеваешься, да? — проскрипел я.
— Вовсе нет! — помотал головой Такуро.
Хокано тем временем принялась что-то рисовать на стене. Я хотел уже воскликнуть, что это запрещено правилами школы, что ей придётся собственноручно смыть всё это, как вдруг стена расплылась и пошла рябью. Рука девочки начала погружаться в бетон, а затем вслед за конечностью пошло всё её тело.
Я удивлённо коснулся стены, которая ещё несколько секунд назад казалась такой прочной и надёжной. Странное чувство охватило организм, и я, сам того не осознавая, подался вперёд. Что было между стеной и новым местом, я понять не успел. Хокано стояла передо мной не в школьной форме (которая, кстати, была необязательной, и носила её только она), а в совершенно новой одежде. Я не сразу понял, но что-то ещё изменилось. Только потом я заметил — глаза. Они потемнели, зато вот зрачки, напротив, стали белыми. Следом за мной появился и Такуро.
Он тоже стал совсем другим. Во-первых, у него появились огромные крылья, сделанные как бы из трёх составляющих каждое. От плеча и до сгиба роль кости выполняла кисть, следом за ней была странного, непонятного мне назначения палочка, а роль самого крыла, то есть перепонки, выполняла тряпочка. Может, это промокашка? Не знаю. И, во-вторых, одежда стала намного свободней и короче.
Я не на шутку перепугался и оглядел себя. Слава богу, я всё так же был в своих разгильдяйских джинсах и растрёпанной рубашке!
Наконец, я огляделся. Это было странное место. Небо оказалось ярко-голубым, но ни солнца, ни облаков не было. Потом я заметил, что вдали деревья редеют, много белых пятен. Сначала я подумал, что это снег или цветы, но потом понял, что это бумага. Я потрогал почву под ногами, но она показалась мне самой что ни на есть настоящей.
— Что это за место? — спросил я.
— Сэйджо Сэкай, — только и ответил Такуро.
Он порылся в карманах и достал листок бумаги. Хоть тот и был сложен вчетверо, я мгновенно узнал его — это был тот самый набросок, который рисовал девятиклассник на перемене, когда я нашёл его.
Он развернул рисунок, и с него вспорхнула синяя бабочка. Я удивлённо посмотрел сначала на бабочку, потом на листок. Тот был пуст, как будто там ничего и не было.
— Это…, — не находил слов я.
— Бабочка это! — раздражённо пояснила Хокано. Затем обратилась к Такуро:
— Спасибо тебе огромное!
Я всё ещё провожал глазами существо, между строками размышляя о том, что и сам понял, что это бабочка, но отвечать Хокано (пусть она и была младше) не решился.
— Идём? — спросил Такуро, непонятно у кого.
— Стоп! — наконец, воскликнул я, когда ко мне вернулся голос, — Объясните мне, что это за место! Название я уже уяснил!
— Его нарисовала я, — сказала девочка, поворачиваясь ко мне спиной, — Идём, тут ещё много работы.
— ЧТО ЗНАЧИТ — НАРИСОВАЛА?!!!
— То и значит, — объяснил Такуро, проходя мимо меня, — Идём, работы правда много. Хокано очень хорошо рисует. Она может делать вещи, которые она нарисовала, настоящими. Вот только жизнь ей пока не удаётся. И в этом ей помогаю я. Видел бабочку? Моя работа!
Я схватился за голову. Мир перевернулся. Нет, правда! Это неправильный мир! И вообще, что я здесь делаю? В том смысле, почему они меня сюда взяли?
— Кстати говоря, ты первый, кто заинтересовался Хокано. И вот поэтому ты здесь, — реплика принадлежала Такуро, и я заметил, что, вообще-то, они уже ушли далеко вперёд.
— Эй, подождите меня! — крикнул я вслед и бросился вперёд.
Во все последующие дни они брали меня с собой. Это было странно, но Хокано, которая обычно вызывала у всех только страх, вела себя совершенно по-другому с Такуро. Она становилась как будто живее, и уж во всяком случае добрее. Мне казалось, что только он и имеет на неё хоть какое-то влияние.
Я не знал, где живёт Хокано. Все попытки проследить за ней она безбожно пресекала. Но, судя по всему, жила она всё-таки где-то в городе, хоть, по словам Такуро, и одна. Такая мысль появилась у меня, когда в один из вечеров, проведённых в Сейджо Сэкай, мы не засиделись особенно долго. Хокано, узнав у меня время, ахнула и запричитала:
— Ах, уже так поздно! Почему же я живу так далеко отсюда?
— А разве ты не можешь ехать сначала домой, а потом уже только идти в Сейджо Сэкай?
— Дурак, — холодно ответила она. Похоже, она всё ещё не приняла меня в их маленькую компанию. Такуро просил простить её за это, что я, собственно, и делал.
— Я не могу ездить к ней в гости, — пояснил Такуро, — это прямо противоположное мне направление, и тогда времени остаётся совсем мало. А входить в Сейджо Сэкай может только Хокано. И, кстати, самостоятельно она тоже что-то делает, но обычно мы работаем дуэтом.
Моя следующая фраза в корне поменяла образ жизни моей странной знакомой.
— Так почему ты не останешься тут жить?
Это была почти шутка, ведь девочка так много времени проводила в своём мире. Но, кажется, она восприняла всё всерьёз.
— И правда…
На следующий день она не пришла в школу. Такуро просто места себе не находил, потому что раньше девочка приходила всегда, даже во время нечастых болезней. Само собой, в тот день Сэйджо Сэкай остался для нас закрыт.
На следующее утро она всё же явилась. Под глазами у неё были тёмные круги, делающие её лицо ещё более устрашающим. Зато в кои-то веки на дне её глаз затаились весёлые искорки.
Что случилось, я узнал только после уроков. Хокано нетерпеливо буквально тащила нас за рукава, и когда мы, наконец, очутились в другом мире, побежала в сторону одного из белых краёв. Впрочем, куда же ещё она могла побежать, если это был единственный клочок посреди одного большого пустого белого пространства?
Прямо посреди леса стоял домик. Точнее, это правильнее даже было бы назвать комнатой. В комнате этой стояла одна кровать, если не сказать «большая подушка», а всё остальное пространство было завалено фарфоровыми куклами.
— Ух ты! — воскликнул Такуро, беря одну из них. — Наверное, долго перерисовывала?
— Всю ночь, — кратко пояснила Хокано. — Поэтому вчера проспала.
Стоп! «Перерисовала»? Так значит, она не только рисует, но и кукол собирает? Ну дела, а я и не знал…
— Кстати, Хокано, — хлопнул себя по лбу Такуро. — Тебя вчера не было, так что я совсем позабыл, но я тут одно местечко нашёл… Давай нарисуем вот тут дверь?
Он при этом показал на противоположную стену. Не знаю, как им удавалось друг друга понимать, но как-то удавалось. Девочка закивала и бросилась к пакетам Такуро.
Он каждый день приносил пакеты. Сначала, в первый день, я не понял, что это. Так вот, оказалось — краски. Ими-то они и продолжали рисовать мир. Я, как правило, сидел в сторонке и никому не мешал. Ну, иногда был на побегушках или приносил что-нибудь вкусное.
Кроме пакетов неизменным атрибутом Такуро оказалась большая папка, которую он никогда при мне не открывал. Что там, я не знал, да и не спрашивал. Кто их, художников, знает?..
Вот, например, в альбоме Хокано рисунки были очень разные. На первой странице была нарисована она сама в её сейджо-сэкаевском облике, На каких-то страницах она запечатлела кусочки мира. Где-то рисовала разных человечков, у которых неизменно не было лица.
На следующий день они отправились не в коридор, как обычно, а на станцию. Я подумал, что они поссорились, но мгновенно исключил этот вариант. Затем я предположил, что они решили отправиться домой пораньше, но тут же вспомнил, что Хокано теперь живёт в Сэйджо Сэкай. Поэтому решил поехать с ними.
Они проехали всего пару остановок. Машинально я отметил, что место, куда мы пришли, находится совсем недалеко от моего дома. Это был тупик, притом здесь, кажется, уже давно никто не бывал. Мне самому было интересно узнать, что мы тут делаем, когда Такуро распаковал очередную коробку красок, а Хокано принялась рисовать на стене.
Спустя какое-то время я узнал дверь. Она была точь-в-точь такой, какую они вчера рисовали в комнате Хокано.
Когда работа была завершена, девятиклассники переглянулись и, улыбаясь, пригласили меня войти.
Я, ничего не понимая, подошёл к рисунку и осторожно коснулся его. Дверь отворилась, и я очутился в комнате Хокано.
— Ну дела! — не удержался от возгласа я, когда дверь за мной закрылась, впустив предварительно и их обоих. — Ты и такое умеешь?
Хокано только кивнула. Странно, иногда она становилась совсем-совсем замкнутой.
С тех пор любой мог зайти в её мир, даже без её ведома. Другое дело, что редко когда человек мог там что-либо изменить, ведь этот мир был особенным, да и Хокано почти всегда находилась где-то там. Тем не менее, они с Такуро радовались успеху и в то же время разрывались противоречиями.
С одной стороны, они хотели, чтобы их мир посетили гости, а с другой они боялись этого. Выражалось это примерно так — напротив входа они повесили плакат с надписью «Добро пожаловать в Сэйджо Сэкай!», но на дверь пририсовали засов.

Но Сэйджо Сэкай оставался почти пуст. С каждым днём работа продвигалась всё дальше, но всё равно чего-то не хватало. Тогда Хокано нарисовала солнце над головой. А потом в одиночку сделала огромную цветочную поляну, на которой поселила всех бабочек, нарисованных Такуро.
Он, кстати, нарисовал ещё несколько кошек, но их девочка держала у себя дома. В котором с каждым днём становилось всё больше фарфоровых кукол.

Затем начались осенние каникулы. Я уехал, а потому совершенно не имел понятия, что делают эти двое.
Не думал, что мне будет так скучно без них. Все каникулы я протаскался чёрт те где, не особо вдумываясь, куда я иду и размышляя лишь о том, как я пройду опять сквозь дверь в другой мир.
Но когда снова началась учёба, я узнал, что произошло ужасное.
Урок закончился чуть раньше, так что я бегом бросился к девятому классу, уже предвкушая встречу с Такуро и Хокано.
Однако в этот раз со звонком вышла одна Хокано. Она с невидящим взглядом прошла мимо. Я попытался поприветствовать её, но она никак не отреагировала.
Куда же делся Такуро? Может, он ещё в классе? Я заглянул внутрь, но друга там не увидел.
Болеет? Надо бы спросить Хокано, она должна точно знать. Поэтому я метнулся за ней и едва-едва настиг у стены, она уже забиралась в Сейджо Сэкай.
Девочка уже успела пройти дальше, она шла в сторону своей комнатки.
— Хокано! —позвал её я, но не получил ответа. Сегодня она выглядела особенно угрюмой, и как я только не заметил этого раньше?
В комнате лежала разбитая фарфоровая кукла. В углу остался обыкновенный Такуровский пакет с красками, к нему-то Хокано и направилась.
— Что случилось?
Девятиклассница бросила на меня усталый, в чём-то презрительный взгляд, отвернулась, опустив голову, и ушла. Не придумав ничего лучше, я поплёлся следом. За время моего отсутствия они нарисовали ручей. Хокано остановилась возле него, присела на корточки…
— Такуро умер, — наконец, сказала она.
— Ч-что? — я подумал, что ослышался, — Как?!
— Машина сбила.
Я упал на колени. Такуро… Это был мой друг, а что он значил для замкнутой Хокано, мне и подумать страшно. И вот… Он умер… Просто сбила машина. Интересно, что он делал? Может, нёс краски. Или возвращался домой после очередного похода в Сэйджо Сэкай. Это не так важно.
Мозгов мне хватило спросить только:
— Когда?
— Четыре дня назад. Идём рисовать.
Кому-то могут показаться бессердечными эти слова, но в таком случае вы просто не представляете, как выглядела при этом Хокано.
Она буквально излучала подавленность, вся её фигурка зажалась. Я заметил, что она держит кисточки Такуро. Видимо, это для неё было всё, что от него осталось.
После ручья мы прошли совсем немного, видимо, это был последний день, когда они рисовали вместе.
Но затем шло четыре дня работы одной Хокано.
Я поразился внезапной перемене в пейзаже и остановился прямо у границы между старым и новым миром. Земля высохла, листья на деревьях пусть и были, но все пожухшие. Первые несколько рядов и вовсе опали.
Тут царила поздняя осень.
— Ну, что встал?! — закричала Хокано, в уголках её глаз я заметил слёзы. Я вздрогнул и пошёл дальше. Как ни странно, дальше было лучше, всё становилось живее, пока, наконец, листья не стали лишь чуть высохшими по краям. Судя по всему, это была вчерашняя работа. Хокано открыла краски и привычно принялась за работу. У неё не было ярких красок, и я стал понимать, что деревья высохли сами собой.

На следующий день я завалил контрольную и остался после уроков до самого вечера, потому в Сейджо Сэкай не попал. Лишь на завтраке я мельком увидел Хокано. Та выглядела совсем плохо. Меня совсем не удивило, что она ела в одиночестве и отдельно ото всех. Но сейчас тёмная аура вокруг неё чувствовалась даже с другого конца столовой. Мне было больно смотреть на неё. И без того бледная кожа стала белёсой, Глаза как будто стали ещё темней. Её одноклассники с ненавистью смотрели на неё. И я не понимал почему. Да, она странная, пугающая, замкнутая, но ненависть? Никто не знал её толком, только Такуро. Я лишь начал познавать эту тайну по имени Хокано, но уже понял, что она вовсе не плохая, а просто ДРУГАЯ.
Лишь потом мне предстояло узнать причину этой неприязни.
Мне подумалось, что завтра, в воскресенье, нужно непременно навестить художницу. Возможно, принесу ей краски. Или фарфоровую куклу, которую прислал из своей вечной командировки отец. А лучше и то, и то сразу.
И действительно, в выходной день я нашёл ту дверь в тупике и, только мне известным способом отперев засов, прошёл в Сейджо Сэкай.
Что мне сразу бросилось в глаза, так это то, что было очень темно. По счастью, тот рюкзак, который я взял с собой, я постоянно таскал и по всевозможным походам, так что там всё время можно было найти парочку фонариков.
Всё изменилось. Окно оказалось завешено плотными чёрными шторами (отмечу, что раньше штор не было вообще), но сквозь узкую щель между ними проглядывал тощий месяц, почти не дающий света.
На стене напротив входа всё ещё висел плакат с приветствием, но слово «Сейджо» было перечёркнуто, а над ним написано новое — «Хэй».
На кровати, заваленная куклами, лежала Хокано и гладила кошек.
— Хокано! — позвал я.
— Выключи свет. Здесь наконец-то наступила ночь.
Я выбежал наружу. Не было ни звёзд, ничего. Только нить лунного месяца и темнота. У меня сложилось впечатление, что она закупилась тушью и облила здесь всё.
— Как тебе мой Хэй Сэкай? Вчера то, что я нарисовала, снова погибло. Так что я решила взять перерыв и разрисовать пока небо. Только что закончила...
— Темно...
— Ну так и там, снаружи, тоже бывает ночь. Не волнуйся, просто ты вот так попал. А теперь возвращайся домой, пожалуйста, я очень устала.

Утро в школе началось с Хокано. Я проходил по их коридору, когда внезапно она заметила меня и побежала мне навстречу. Я сразу заметил, что она в отчаянье и жутко напугана, но не ожидал, что она... разрыдается. Она уткнулась носом мне в пиджак и заколотила руками по моей груди:
— МИЦУУУРУ!!!! СОЛНЦЕ НЕ ВСТАЛО!! А вдруг... А вдруг всё остальное тоже высохнет?!! Вдруг деревья, которые нарисовал Такуро, тоже высохнут?
Я заметил, что её одноклассницы смотрят на неё очень зло. Ещё похлеще, чем это было на завтраке. Они действительно её ненавидели. Понять бы ещё, почему...
А днём, когда я снова спустился к девятому классу, я застал такую сцену. Далеко в рекреации, напротив излюбленного окна Хокано, стояли три незнакомые девочки. Судя по моим смутным воспоминаниям, две девятиклассницы и одна десятиклассница. Я стоял возле стены и всё слышал, но не подходил:
— Думаешь, ты такая особенная, да?! — я догадался, что сама художница тоже там. — Наглая выскочка!! — разные реплики принадлежали разным девушкам, но в моём сознании они слились в один голос. — Сначала ты гуляла с Такуро, а теперь ещё и на Мицуру позарилась! Не зарывайся! Это два самых симпатичных парня школы, так нет же, как губу раскатала!
— Отстаньте от меня, пожалуйста, — я вздрогнул от этого холодного тона. ТАКОЙ разозлённой я её ещё не видел. По-хорошему, я должен был вмешаться, но я чувствовал, как её чёрные глаза требуют от меня оставаться на месте.
— Постоянно что-то малюешь у себя в альбомчике! И что Такуро в тебе нашёл, а?! Дай-ка посмотреть!
Одна из девушек потянулась к Хокано, однако стоило ей только коснуться альбома, как художница оттолкнула её руку, распахнула чёрную тетрадь, как кинжал, подняла карандаш...
Из теней внезапно взвились какие-то извивающиеся ленты, кажется, усеянные шипами. От неожиданности я плюхнулся наземь, нелепо разинув рот.
Лианы меж тем схватили троих девушек за запястья и лодыжки. Когда они попытались убежать, ещё по одной лиане обвились вокруг шей бедняг.
— Ненормальная! Пусти! Что это вообще за фигня такая?!
Она же их задушит, пронеслось у меня в голове. Я вскочил на ноги, но не смог приблизиться. Не только потому, что мои ноги сами сию секунду оказались обёрнуты лентами, но и ещё более яростный, чем прежде, взгляд Хокано заставил меня застыть без движения.
Казалось, что несчастным дурочкам уже не выжить, как вдруг лицо художницы исказилось, глаза округлились, и она упала на колени. Теневые лианы исчезли, и, жадно глотая воздух, девушки бросились прочь.
— Мицуру, — прошептала она, — Такуро... Это Такуро попросил меня остановиться... Он ведь никогда не хотел, чтобы мне было плохо... Господи, как же я хочу, чтобы он был жив! Боже, ну почему Такуро умер?!! Почему?..
Она нервно рассмеялась. Что уж говорить, я не мог её успокоить...
— Точно! Я смогу оживить его! — воскликнула она и, не слушая меня, умчалась прочь. Как это ни странно, бегала она быстрее меня, так что я не успел шмыгнуть в Сейджо, то есть уже Хэй Сэкай, прежде чем ворота в него захлопнулись.
Мне подумалось, что уроки — вещь, безусловно, важная, но не допустить, чтобы Хокано наделала глупостей ещё безусловно важнее. Именно поэтому я ринулся к выходу из школы.
Но меня в прямом смысле за ухо поймал директор. После короткой перепалки я был вынужден вернуться в класс, и сбежать мне в итоге так и не удалось.
Уроки казались вечными, я ёрзал на своём месте, не мог сконцентрироваться на материале и мысленно молился, чтобы я пришёл не слишком поздно. Впрочем, это было почти исключено, ведь она и правда рисовала очень быстро. А в том, что она собирается рисовать, я не сомневался, ведь, кроме этого, она почти ничего не умела.

Дверь всё так же была на месте, и я всё ещё мог открыть засов. Что я и сделал.
С прошлого раза здесь добавилось несколько ламп, но за окном было всё так же темно.
А на краешке кровати сидела Хокано, в то время как её «законное место» занял... Такуро. Он сидел, сгорбившись, возможно, спал. Нет, не спал. Когда я закрыл дверь, он вздрогнул и поднял на меня глаза.
Не говоря о том, что он был в своём обычном облике, не из Сейджо Сэкай, у него был очень... поверхностный взгляд. Не улыбаясь, он вскинул руку в приветственном жесте и поприветствовал меня бесцветным голосом:
— Привет, Мицуру!
И только сейчас я заметил, что художница, схватившись за голову, плакала.
— Что же я наделала? Что же я натворила?
— Не плачь, Хокано, — совершенно внезапно, в том числе и для его «создательницы» сказал Такуро. Его лицо впервые (как потом призналась Хокано) озарилось улыбкой. Она подняла зарёванные глаза и обессилено улыбнулась в ответ.
— Мицуру... Он не может выходить за пределы Сейдж... Хэй Сэкай, поэтому не мог бы ты пойти за красками?
— Конечно...
— Я всё поняла... Раньше я рисовала тут людей, но все они остались безжизненными марионетками... Один раз я нарисовала здесь свою старую кошку, так она «ожила» совсем недавно, когда снаружи умерла. А всё потому, что, как бы я ни старалась, я не смогу нарисовать душу. А Такуро мог... Иди за красками!
Но когда я вернулся, она, может, была и не в самом радужном своём настроении, но больше этой темы не поднимала.